Один день в деревне

Сегодня был день общения с населением. В восемь утра (даже чуть раньше) прибыл первый грузовик с гравием, а к девяти подтянулся и второй, на сей раз с песком. Поскольку большегрузы и длинномеры на нашу территорию въехать не могут, приходится их выгружать перед воротами, и дальше растаскивать содержимое по саду с помощью лопаты и тачки. Понятное дело, что в тачку много не влезает, поэтому мне предстоит провести несколько дней в упражнениях по укреплению ножных мышц и растяжке рук. Вот, наверное, обезьянам сложно возить тачку: у них передние конечности длинные, и тачка скребет опорами по земле. Размышления такого рода помогают мне отвлечься от жаления себя, так как бедных обезьян жальче. Это я все веду к тому, что гора гравия высится на въезде к дому, еще две - на дальнем въезде в сад, я методично загружаю тачку мелкими порциями, а население прогуливается пешком или на машинах по дороге и останавливается выразить свое отношение к происходящему. Что позволяет мне активно осуществлять живое человеческое общение, которого мне должно по-умолчанию не хватать (сама я, правда, этого не замечала), выслушивать мнение окружающих по поводу собственной персоны и узнавать новое из жизни деревушки и ее обитателей.

Началось все с водителя грузовика. Я ему показала, на что пошли камни, которые он привозил нам в прошлом декабре. Дядечка (ему лет пятьдесят, седые волосы собраны в хвостик, в левом ухе серьга, разговаривает очень правильно, вежливо, глупых слов, выражений и словозаменителей не употребляет) все внимательно осмотрел, поцокал языком, выразил живое восхищение и осторожно спросил, какого я происхождения. Подавив в себе желание начать распространяться на тему астраханских купцов, тульских золотых дел мастеров, сибирских дворян и конезаводчиков, я скромно ответила, что происхождения я русского. "Да,"- сказал дядечка, -"я так и предполагал, у вас небольшой славянский акцент." "Ну, от этого мне уже никогда не избавиться!" - ответила я. "Ни в коем случае не избавляйтесь!" - воскликнул дядечка. - "У вас просто очаровательный, очень красивый акцент, вас так приятно слушать!"

Похвала меня очень вдохновила и даже помогла пережить неприятный момент выписывания чека на 500 евро. Ну не люблю я платить деньги! Кредиткой еще куда ни шло, там все виртуально и опосредовано, а вот выводить руками три раза кряду круглые цифирьки - ой, нет. Вот бывают водители грузовиков с манерами аристократов. А бывают аристократы, которым я бы лично и грузовика завалящего не доверила. Всякое бывает. Дядечка уехал, и осталась я наедине со своим песком и гравием. Размеры куч меня вдохновили. С определенной точки зрения их контуры напоминали линию окрестных холмов, а если смотреть снизу аллеи, то вид просто грандиозный.

Пока я любовалась этим зрелищем, ко мне подтянулась моя любимая Симона. "Ну что," - спросила она "Вам все привезли? Теперь будете это развозить по саду? Это же какая работа неподъемная, вы вы уж поосторожнее, потихонечку так, чтобы не особо напрягаться!" - Да ладно, чего уж там! - радостно ответила я - Я уже засыпала почти все стойло, а времени только девять утра! - Ну вы даете, вы лучше любого трактора! - восхитилась Симона и отправилась кормить своих кур.

В девять с половиной из дома напротив вышла соседка со своей малышкой и помоечкой на колесиках. Ребенка отправили в детский сад, а помоечку припарковали перед воротами. С этой соседкой, Вероникой (она моего возраста, имеет несчастье быть замужем за жирным Жаком, водилой-дальнобойщиком, который, к счастью, появляется дома только на выходные, да и те проводит в поездках по бездорожью на мотоцикле), так вот, с этой соседкой у меня отношения очень дальние. Мы здороваемся, но всегда с расстояния метров десять. Я совершенно не знаю, что ей сказать, и она мои чувства разделяет, по всей видимости. Зато ее дочка мною тайно восхищается. Этим летом я слышала, как она кричала своему приятелю: "Габриэль! Габриэль! Я видела Надю! Она мыла окно в кухне! Идем скорее смотреть на Надю!" Представляю, как чувствуют себя звезды кинематографа.

К десяти на горизонте нарисовался наш муниципальный дворник, Франсис. Этот приехал на автобусе и запарковался прямо перед нашим домом. Он теперь помимо обязанностей дворника осуществляет еще и доставку школьников к месту обучения. Новой работой он гордится и автобус моет снаружи щеткой, а изнутри чистит пылесосом, потому что школьники имеют тенденцию бегать непонятно где и пачкать ковровое покрытие грязной обувью. Франсис обошел кучи по кругу, поинтересовался ценой и даже ни капельки не посочувствовал моему трудовому подвигу. Но он у нас такой: как-то раз он мне предложил покосить газоны вместо него, мотивируя это тем, что мне якобы это занятие нравится. Разговаривать с ним сложно: он принадлежит к той части населения, которая не выбраковывалась, читает с трудом и из каждых двух слов понимает только третье. Ну и разговаривает примерно так же. Живет с мамой (ему уже лет пятьдесят), особых запросов не имеет и вид у него постоянно счастливый. А что еще надо человеку от жизни, если по-большому счету?

В десять тридцать приехала мусоровозка. Ну с этими я вообще не общаюсь: они всегда оставляют мою помоечку на проезжей части и периодически ее забывают опустошить. Я злюсь, но в глубине души знаю, что человек, работающий мусорщиком, совершенно не обязан понимать, что на проезжей части моя помоечка рискует быть раздавленной каким грузовиком, и уж точно не обязан помнить, опустошил он мою помоечку или нет. Поэтому я просто дипломатично отворачиваюсь и притворяюсь любующейся пейзажем. 

В одиннадцать к гравию приблизилась чья-то шавка и попыталась его пометить. Была жестоко облаяна мною.

Полдвенадцатого. Пришел Жак. Без грузовика и без мотоцикла. Первый раз я его видела идущим пешком! Это уникальное событие. Занесу его в мемориз. Жака я искренне не люблю. Он толстый, ленивый, он паркует свой грузовик перед окнами моей спальни и зимой прогревает его по полчаса перед тем как уехать, а уезжает он в пять утра по понедельниками. В выходные он моет грузовик и прицеп, а прицеп у него - цистерна, и транспортирует он неизвестно что, но от этого неизвестно чего вымирают все растения, которые я сажаю на месте слива (мы находимся внизу холма, и сток с деревенской площади направлен в нашу сторону). И пока он моет свой грузовик и прицеп, он включает на полную громкость музыку, и она резонирует от горы напротив. А когда я жалуюсь на Жака мэру, тот мне советует под музыку танцевать. Не дождется! Короче: с Жаком я здороваюсь, но с расстояния пятьдесят метров, не ближе, и очень тихим голосом.

Без пятнадцати двенадцать. Приезжает передвижная булочная. Сегодня доставку осуществляет моя любимая продавщица. Она всегда вовремя, всегда сигналит громко и многократно, всегда улыбается и очень любит наших старичков. Раньше она работала санитаркой в доме престарелых и к старикам у нее подход нежный и заботливый. Когда она уходит в отпуск, ее замещает противная тетка. Эта приезжает то в одиннадцать, то в полдень. Звукового сигнала не подает. Никого не ждет. Ну вот как с такими быть? Я её уже сто раз просила сигналить на подъезде, а не после отбытия - она со всем соглашается, но делает по-своему.

Полдень. Колокола на церкви звонят к мессе. Мессы уже давно нет, а колокола все звонят. Теперь у нас на десять приходов один священник, а прихожан и того меньше. Но детей крестят и умерших отпевают. Это, наверное, уже просто народная примета. С двенадцати до часу Франция вымирает. Народ ЕСТ. Это святое. Грязными руками не трогать. Но, с другой стороны, это идеальное время для передвижения по дорогам. За рулем только иностранцы и те, кто на диете. То есть меньшинство.

Час дня. Приходит сосед под кодовым названием "дедок с тачкой и в очках". Имени я его никак не запомню, а муж так и не знал никогда, и между собой мы его называем "тачкой в очках", потому что он имеет привычку перемещаться, толкая перед собой пустую тачку. Полной я ее никогда не видела, так что наличие и смысл тачки вот уже пять лет как остается для меня сплошной загадкой. Дедулька мое существование признает, но оно ему категорически не нравится. Нам еще повезло, что мы были довольно быстро признаны политическим ядром деревни. Как говорит Симона, некоторые и после двадцати лет жизни на новом месте полностью игнорируются старожилами. Но меня это не смущает: вот был у нас такой Сюрак. Вообще не хотел со мной здороваться. Так его на прошлой неделе похоронили. И что он выиграл?

Полвторого. Закончено стойло и терраса перед домом. Перехожу к спуску в сад и подъездной аллее.

Между часом и двумя. Проезжает Ролан Пик. У него новая машина и длинная борода. Выглядит, как русский батюшка. Он дает задний ход и останавливается около меня. Мы разговариваем о проблемах транспортировки гравия, Ролан предлагает техническую помощь в виде трактора, я говорю большое спасибо, но пока я хочу закончить все перед домом, куда трактор никак не подберется, а потом, когда перейду к саду - да, трактор будет лучше тачки, стопроцентно. Ролан ходит у меня в любимчиках. Он всегда готов помочь, ему нравится то, что я делаю, а мне нравится то, что делает он. И еще нас сплачивает общая нелюбовь к мэру, Жаку и соседям-парижанам. Потом мы разговариваем о его бизнесе: он, как вышел на пенсию, целиком отдался животноводству, к тому же его сын открыл фирму по продаже биологически чистой говядины и Ролан ему поставляет бычков и овечек. Ролан рассказывает, что сейчас идет Рамадан и у него большие заказы на барашков и он отправляет их по две-три сотни в неделю в Тулузу арабским клиентам. Я желаю ему побольше арабов, Ролан скептически ухмыляется и на этой торжественной ноте мы расстаемся.

Четыре часа. Проходит старушка-испанка. Она живет у своей племянницы, потому что в Испании у нее никого из родственников не осталось. Французский она так и не выучила в силу преклонного возраста (ей уже девяносто восемь), и разговаривает со мной по-испански. Я понимаю с пятого на десятое, но в целом ясно, что она прогуливается потому, что доктор рекомендовал ей движение и свежий воздух, что у нее отекают ноги, что погода стоит хорошая и завтра придет парикмахерша делать ей прическу. Только непонятно, куда делать прическу: она и так выглядит на все сто, в перманенте и укладке, в голубоватых буклях. А на ногтях у нее маникюр!

В пять к детскому саду начинают подъезжать микроавтобусы с детишками: время развоза школьников и малышей.

В шесть от моей кучи гравия остаются жалкие ошметки. Я начинаю подбирать граблями то, что не собирается больше лопатой, и метлой - то, что не собирается граблями. Снова проезжает Ролан - на сей раз на помеси мотоцикла с машинкой, не знаю, как это называется, но имеет четыре колеса при полном отсутствии крыши. Аборигены кличут зверьку "квадом". Ролан делает квадратные глаза при виде остатков кучи, спрашивает, сколько я за сегодня перевезла, я прикидываю что где-то семь тонн, Ролан глаза широко округляет и сообщает, что я хуже трактора. Вот и разбери теперь - лучше я трактора или хуже?

Семь вечера. Из окна выглядывает Симона, машет мне рукой и спрашивает, когда же я пойду отдыхать? Я отвечаю, что, мол, есть, гражданин начальник, слушаюсь, уже заканчиваю. Но напоследок все-таки смываю остатки гравия с асфальта, мою тачку, отвожу в садовый домик инструменты...

Осталось всего девятнадцать тонн.