Альбигойцы

Туристы, приезжающие к нам в гости, постоянно интересуются, почему, куда ни пойдешь, от Альби до Перпиньяна, повсюду понавешены таблички “Страна катаров”.  Все очень просто: катары, они же альбигойцы, они же вальденсы, они же "совершенные" (parfait) – появились здесь, здесь утвердились, здесь понастроили замков, которые ответственному туристу полагается посещать по три минимум в день, и здесь же и погибли. А история альбигойцев очень интересная и могла бы вдохновить какого-нибудь Дэна Брауна на написание нового опуса в стиле “Код Да Винчи”.

Все началось очень давно, аж во втором веке после рождества Христова. Как бы были первоисточники, из которых потихоньку впоследствии складывалась концепция "правильного" христианства, но все еще было только в процессе, и толковали их кто во что горазд. В Антиохии жил такой ученый дядька по имени Саторнил. Он всем тщательно разъяснил, что материальный мир не был создан, а существовал изначально, наряду с миром духовным. Затем материя захватила часть духа и держит его в плену. Дух - хорошо, материя - плохо, надо, типпо, бороться, но все-таки материя она как бы есть. Ничего особенного, обычное гностическое построение, но оно оказало влияние на другого дядьку, которого звали Мани. Был он персом, тонким, образованным, замечательным каллиграфом, объездил всю ойкумену, бывал даже в Индии. Много думал. И придумал. Теперь его учение называют манихейством, а самого дядьку - пророком Мани. Главная его идея, оказавшая влияние на широкие массы, заключалась в том, что Мани объяснил людям, что такое зло. Ведь христианство по этому поводу высказывается как-то неясно. Творец - добр и всемогущ по определению, посему зло существовать теоретически не должно. История с взбунтовавшимся демоном нелогична, поскольку допускает "не-всемогущество" творца. Так что христианин, если ему случается задуматься над странностями материального мира, понятиями греха, зла, несовершенства и т.д. - оказывается в определенной растерянности. Чего-то эти иудеи в своей Библии недодумали явно. Не хватает логики. А Мани проблему красиво решил. Он, как и Саторнил, объявил зло изначальным. Сказал, что в начале времен свет и тьма были разделены между собой и существовали сами по себе. Но тьма не была однородной, там были всякие сгустки, которые однажды вторглись на границу света. Против них выступил первочеловек (поскольку Мани был персом, то первочеловеком был, понятно, Ормузд) и начал с этими злобными тварями бороться. Но злобные твари набросились на Ормузда, разорвали его на частицы и эти частицы его и поныне мучают. Материальный мир и есть вот эти частицы, смесь мрака со светом. Задача человека - добиваться освобождения частиц света из тенет мрака. Мани дал и рецепт: жить аскетически, не есть и не убивать теплокровных животных (змей, рыб, лягушек всяких - можно), не жениться и не заводить семью, так как это приводит к укреплению материальности. А, напротив, бороться всячески с физическим миром, в том числе и путем оргий, но таких, чтобы никто не знал - кто с кем, каковые оргии должны тело ослабить. При этом говорилось, что самоубийство не помогает, так как души переселяются, и все придется начинать сначала. Задача - потерять вкус к жизни, чтобы уже больше не воплощаться. Самого Мани убили по наущению зороастриских магов, а его теория со временем распространилась от Китая до Франции. Так было уложен еще один солидный камень в стену гностицизма.

Другой проповедник, Маркион, родом из Малой Азии (где гностицизм всегда был очень силен), толкуя речь Св. Павла "О неведомом Боге", написал трактат, в котором доказывал, что Бог Ветхого и Нового заветов - это разные боги, противостоящие одни другому, как Добро и Зло, и, следовательно, христианин не может поклоняться ветхозаветному Богу. Аргументы были настолько логичны, что церковь трактат просто замолчала. Спорить с философом было трудно, потому решено было его игнорировать. Однако ничто не пропадает, и через несколько сотен лет в той же Малой Азии учение Маркиона ложится в основу вероисповедания павликиан (по имени апостола Павла). Тоже гностики, не отвергающие Евангелия, но подвергающие его смелым ревизиям. Так, крест у них - символ проклятия, поскольку на нем распят Иисус, иконы они отвергали, равно как и таинство причастия, а все материальное почитали, понятно, злом (см. рассуждения манихеев). В девятом веке, после выступления павликиан против Византийской империи, они были полностью разгромлены, но не перебиты, и частично сосланы на границы Болгарии. Там вся эта причудливая смесь трансформируется в учение богомилов, которое отдаляется от ставшего к тому времени традиционным манихейства, укрепившегося в Македонии, но, тем не менее, основная идея прослеживается четко: материальный мир есть самое главное зло. Богомилы не признавали изначального Зла, но говорили о восставшем ангеле Сатанииле, который и сотворил видимый мир и людей, его населяющих. Обманув Бога, он, притворяясь раскаявшимся, попросил его вдохнуть душу в первочеловека, так был создан Адам, но тут же коварный Сатаниил создал Каина и впустил в мир Зло. Затем Бог создал Иисуса, каковой вошел в мир видимый, и ангелы, руководимые им, Сатаниила поймали и ввергли в ад, отняв у него магический суффикс "ил" и превратив в просто Сатану. Все очень замысловато, но вывод из этой сложной концепции был прост: "Бей византийцев!"

Вот, собственно основные идеи, на основании которых в конце XI - начале XII века возникла ересь альбигойцев. В то время Лангедок был независим от Франции и управлялся графами Тулузскими, представляя собой некий буфер между королевствами Французским и Испанским. Великий Шелковый Путь, начинавшийся в Китае, проходил через Лангедок и оканчивался в Кордове, так что брожение различных "прогрессивных" учений была Лангедоку обеспечена. Католическая церковь в тот момент находилась в состоянии крайне малопристойном: коррупция, как в России, спекуляция должностями, взятки, полный бардак.
Церковь слабо удовлетворяла умы пытливые, пассионарные. Часть таких умников удавалось загнать в крестовые походы, в то время как другая часть продолжала искать ответы на вопросы. Ответы приходили сами с караванами торговцев, с Балканского полуострова, где все уже известные нам гностики продолжали плодиться и размножаться. Так идеи манихеев осели в Лангедоке, а точнее - в городе Альби, где приняли, естественно, свою региональную окраску.
Как мы помним, главный завет манихеев - зло изначально. Это материя, захватившая дух. Дух мучается в тенетах материи, и наша задача - освободить его. Дальше нечинаются толкования. Одни исследователи полагают, что злодейства, приписываемые катарам - выдумка католической церкви, а на самом деле все было не так уж и страшно. Другие же считают, что борьба с материальным миром позволяет забыть о морали, поскольку любое разрушение материальности в понятиях этого учения есть благо. Но при этом известно, что катары строго следовали завету Мани не убивать теплокровных и, забегая вперед, их даже так отлавливали впоследствии: предлагали курицу прирезать какую, отказался - катар! (так и меня бы могли обвинить в катаризме, мне и муху прихлопнуть стыдно). Так вот, катары отвергали абсолютно все явления материального мира. Соотвественно они относились к иконам, церковным обрядам, семье, детям и прочая и прочая. А на вопросы о материальной сущности Христа они отвечали новобранцам: "Христос имел эфирное тело, когда вселился в Марию, и покинул этот мир неизмененным. Ел же он и пил во время пребывания в человеческом теле только чтобы не открыть себя перед Сатаной, который искал случая погубить Избавителя". Для посвященных же членов общины объяснение было совсем другим. "Совершенным" говорилось, что Христос - творение демона, он пришел в мир, чтобы погубить людей. Настоящий же Христос никогда не воплощался, а всегда находился в небесном Иерусалиме."

Так изящно была разрешена еще одна теологическая проблема о материальной составляющей Христа.

Впоследствии катаров иногда путали с тамплиерами, рыцарями-храмовниками. Поводом тому послужили рассказы о Граале. Тут есть основания для размышлений, поскольку, если мы вернемся назад, к манихееям, то мы найдем там поэму "Парсиваль-Намэ", которая приписывается чуть ли не самому Мани.

Парсиваль (Парцифаль) в этой поэме имеет при себе священный камень Горал (Грааль), а его отец зовется Гайомарт (Гамурет). И, если принять во внимание тот факт, что в основе катаризма лежит-таки манихейство, то связи прослеживаются отчетливые. Интересно так же, что весь "граальский цикл" возник достаточно неожиданно в тот же период времени, что и альбигойство, и затух вместе с ним. Кроме того, есть какие-то намеки на то, что описываемый Эшенбахом в романе Монсальват - ни что иное как альбигойский Монтсегюр, последний оплот катаров, и что, перед сдачей замка войскам крестоносцев четверым "совершенным" из числа укрывавшихся в замке было поручено вынести и спрятать в пещерах какие-то ценности, в числе которых - сам Грааль. Но это уже из области фантастики. Наиболее же удовлетворительным объяснением признается то, что, тамплиеры, считавшие себя "хранителями Грааля" были впоследствии обвинены Филиппом Красивым в "катарской ереси" и все как один казнены. Что и соеденило их с катарами, а катаров - с Граалем.

И последний момент из теории. Хотя катары и считаются официально еретиками, на самом деле многи исследователи полагают, что их учение лежит далеко за рамками христианства и является, по сути, антихристианством, посему ересью считаться не может. Такие дела.

Теперь, подкованные теоретически, переползаем к внешней стороне событий (если вам еще не надоело). Что происходит в том самом материальном мире, который альбигойцам так не нравится? А происходит следующее:

Лангедок, протянувшийся от Аквитании до Прованса и от Пиренеев до Керси, был богат, независим, просвещен и веротерпим. Управлявшеся графами Тулузскими и семьей Тренкавель, ни от кого независимое, воспринявшее многие черты Византийской культуры графство было уникальным для своего времени явлением и парижские варавары (Париж тогда был отсталым городишком и с Тулузой ни в какое сравнение не шел) на тот момент не топтали его мощеные булыжником дороги своими грязными сапогами. Католическая церковь не пользовалась здесь особой популярностью, и в графстве были церкви, в которых богослужения не проводились по тридцать лет. Так что почва для возникновения нового вероучения (или переработки старого) была хорошо унавожена.

Катары (от греческого "катар" - чистый") делились на две категории внутри своей структуры.  "Верующим" было позволено сохранять семью и пользоваться мирскии благами, в то время как "совершенные" отказывали себе во всем.

"Совершенных" насчитывалось не более четырех тысяч человек, но они были настоящими фанатиками и борцами за искоренение мирового зла. Характерно, что катаризм обладал определенной привлекательностью в глаза власть имущих, и многие вельможи на склоне лет принимали сан "совершенных". Не менее трети "совершенных" были лангедокскими дворянами. Протестуя против католицизма, учение захватывало все новые и новые умы и стало достаточно быстро распространяться по Европе, добравшись до Германии и северных территорий Франции. Понятно, что так дело продолжаться не могло. В 1179 году на третьем Латеранском соборе папа Александр III объявил крестовый поход на Лангедок. Поход закончился в принципе ничем, и следующий папа, Иннокентий III, посылает во Францию своих эмиссаров, в числе которых и будущий основатель доминиканского ордена Доменик де Гусман. Эмиссары обещают французскому королю и сеньорам все имущество еретиков и отпущение грехов. Но светские власти Лангедока всячески препятствуют потугам Рима восстановить католичество в графстве, а в 1194 году графом Тулузским становится Раймонд шестой, большой любитель катаров и их всегдашний защитник и покровитель.

Посланник папы Пьер Кастельно убит после переговоров с Раймондом и это служит поводом для организации нового крестового похода. В Лионе формируется огромная армия под предводительством вассала французского короля, Симона де Монфора. Раймон впечатлен таким натиском и сдает без боя одни за другим семь укрепленных городов. Более того, проявляя раскаяние, он является в Сан-Жиль, город, где был убит Кастельно, и предстает перед папским легатом обнаженным до пояса и побиваемым плетьми, после чего получает прощение. В это время его племянник, Роже, возглавляет лангедокское сопротивление и готовится к войне против пятидесятитысячной армии крестносцев. Катары, к убийствам не склонные, особого сопротивления не оказывают. Рассказывают, что, захватив один из городов, Безье, крестоносцы согнали на площадь всех жителей и спросили папского легата, Арнольда Амальрика, как отличать катаров от католиков. Тот произнес фразу, вошедшую в учебинки истории: "Бейте их всех, господь разберется". Все двадцать тысяч были быстренько вырезаны. После Безье настал черед Каркассона. Там Роже сосредоточил свои главные силы.

Каркассон - город-крепость, поэтому крестоносцы пошли на хитрость: предложив Роже начать переговоры о мире, они выманили его из стен города и захватили в плен. Оставшись без предводителя, осажденные приняли условия сдачи и покинули город. Тем временем Раймон укрепился в Тулузе, но особого рвения в искоренении еретиков не показывал, чем очередной раз вызвал недовольство папского престола. Де Монфор пытается штурмовать Туузу, но Раймон, заручившись поддержкой испанского короля Петра Арагонского, которому было выгодно иметь буфер между Испанией и Францией, успешно сопротивлятся. В конце концов Монфор побеждает, и Раймон бежит в Англию.

Петр Арагонский убит в одном из сражений. Тайно явившись на четвертый латеранский собор граф Тулузский тщетно пытается вымолить возвращение хотя бы части своих владений, но Рим непреклонен: он уже не нуждается в поддержке графа, Монфор прочно укрепился в Лангедоке и никому ничего возвращать не собирается. Таким образом, Раймону ничего не остается делать, как пытаться еще раз. Подняв восстание, он успешно бьет войска Монфора, и в 1218, во время осады Тулузы, Монфора убивают. Один из прованских рыцарей - трубадров сочиняет эпиграмму на его смерть, очень манихейскую по сути: "Во всем городе, поскольку Симон умер, воцарилась такая радость, что тьма превратилась в свет". Литературоведы полагают, что именно этот рыцарь, "рыцарь в фиолетовом", Фагот, фигурирует в "Мастере и Маргарите" под именем Коровьева. Помните? "Этот рыцарь неудачно пошутил о тьме и свете" ?

Вскоре умирает и Раймон шестой, и войну продолжают Раймон седьмой и сын Монфора - Амори. Амори просит о помощи французского короля, Людовика девятого, обещая отдать ему свои владения. Раймон капитулирует. По условиям капитуляции владения графа Тулузского отходят французской короне.

В это время в предгорьях Пиренеев катары сохраняют свои позиции и продолжают сопротивляться. Вот именно эти очаги сопротивления, эти замки, стоящие на скалах, и становятся местом паломничества всякого уважающего себя француза. Зрелище, действительно, уникальное: не разберешь с первого взгляда: где скала, где стена, где лестницы... Самым последним пал Монтсегюр, в марте 1244. В крепости находилось всего сто человек - воинов, имевших право убивать. Остальные -"верующие" и "совершенные" - к оружию не прикасались. И десять месяцев сотня человек выдержвала осаду десятитысячной армиии, и пал в результате предательства изменников, показавших врагам тайный ход в замок. Условия захватчиков были таковы: раскаяние и отречение от ереси. "Совершенные" предпочли костер, некоторые даже бросались на горящие поленья сами, без особых просьб.

Таким образом все благополучно закончилось,  и вразумленный Лангедок, разоренный,  с разрушенными городами и крепостями, с более чем миллионом погибших, начал новую жизнь под властью французов. Где и поныне пребывает.

И, напоследок, немножко картинок: катарские замки.

Montségur

Périllos

Peyrepertuse

Puilaurens

Queribus