Обманутые ожидания (страшное и филологическое)

Давно-давно, когда я только приехала во Францию и вводила всех окружающих в растерянность своей дикостью и незнанием реалий, муж решил повлечь меня в горы. Из его пояснений я поняла, что коллеги сделали ему подарок: восхождение на ледник с кошками (не теми, другими) и альпенштоками на двух человек, с ночевкой в месте под названием “шелтер” и ужином у камина. Я мысленно нарисовала в мозгу красивую картинку: сияющие вершины, неприступная голубизна ледника, уютная гостиница со спальней в цветочек, утренний вид из окна на рассвет в горах… и с радостью согласилась и даже начала предвкушать. Только на ледник лезть отказалась из соображений личной безопасности ледника. Я же себя знаю, любую природу могу так разворотить, что потом и взвод экологов косточек не соберет. Муж покивал головой и согласился, что да, мол, если я не хочу практиковаться с ледорубом – то вполне могу остаться в шелтере и подождать его там. На том и порешили. Утром встали рано. Сбор группы был назначен на восемь утра, а еще добираться пару часов на машине. Я сделала инспекцию обуви и выбрала очень симпатичные розовые кроссовки. Их основное достоинство заключалось не столько в цвете, сколько в относительно тонкой подошве: вся остальная моя обувь была либо на шпильке, либо на десятисантиметровой платформе (тогда это было модно). Еще были босоножки, но я их сразу отмела, как неподходящие для зимнего периода. Вин внимательно смотрел на процесс шнурования кроссовок, и деликатно интересовался, уверена ли я в правильности своего выбора. Я подумала и ответила, что да. В конце-то концов: доедем на машине, там быстренько дотопаем до гостиницы, и всех делов. На всякий случай поинтересовалась, нужно ли брать тапочки или там на месте дают. Вин как-то странно вздрогнул и еще более деликатно сказал, что не дают. Я положила в сумку тапочки. Забегая вперед могу сказать, что это было самое верное решение из всех, принятых мною в тот день. Все остальные обернулись тихим кошмаром.

В этом месте я очень советую вам налить пару глотков виски и зажмуриться, потому что дальше будет страшное.

Доехали мы с ветерком. Я даже успела малость подремать, мне снился камин, чьи-то рога на стене и мягкий диван в шелтере. Приехали в деревню назначения, остановились на парковке и стали ждать остальных участников восхождения. Вскоре подтянулись тренеры-инструкторы и группа сопровождения из двух мужиков с большими рюкзаками. Я спросила у мужа, зачем у них такие большие рюкзаки, ответ меня насторожил: “Там еда”. В моей голове забрезжило смутное подозрение, что кормить будут не как в трех мишленовских звездах, и что гостиница находится за пределами деревни, но тут меня отвлекли от раздумий вопросом, какой у меня размер ноги. Я призналась, что тридцать восьмой, и мне тут же выдали пару каких-то непонятных приспособлений под названием “ракет”. Я разглядывала дивайсы со всех сторон, размышляя, что с ними можно делать. Там были какие-то ремешки и вообще что-то непонятное.  Видя мое недоумение, инструктор предложил помощь, я согласилась, он опустился на колени и замер. По всей видимости, его поразил цвет моих кроссовок. Потом он спросил что-то у мужа по-французски, муж пожал плечами, уточнил у меня на английском, уверена ли я, я тоже пожала плечами и на меня навязали приспособления, которые в итоге оказались снегоступами. Сделав пару шагов я поняла, что это какой-то специальный вид китайской пытки: ходить на этих заразах можно только в раскорячку, и к тому же надо постоянно следить, чтобы не наступить одним на другой, иначе тут же летишь носом в сугроб. Я занервничала и спросила, сколько идти до гостиницы. Вин ответил, что это не гостиница, а шелтер. И что идти два часа. Если не валиться носом в сугроб. Я впала в ужас.

Сейчас я понимаю, что если бы я прямо там, на месте, узнала, чем отличается шелтер от гостиницы с рогами и спальней в цветочек – я бы никуда не пошла, и правильно бы сделала, и бог с ним, с подарком, если его надо отрабатывать такой ценой. Но я все еще надеялась на награду в конце пути, и стиснула зубы, и двинулась вперед.

Сначала тропа была пологой и все было кое-как. Потом она кончилась и надо было идти по снежной целине. Начал разгораться рассвет, стало немного видно по сторонам, я спросила, где цель, мне махнули куда-то ввысь и сказали, что вот за тем перевалом потом направо и вверх. Я молча взвыла. Где-то через полчаса мои розовые кроссовки оказались забитыми снегом под завязку. Внутри он таял, там хлюпало и начало натирать ногу. Холод стоял дикий и я поняла, что не только кроссовки, но и симпатичная курточка на рыбьем меху не годятся для настоящих альпинистов.  Не то что я хотела быть настоящим альпинистом, уже совсем даже нет, но все равно было как-то обидно. Еще через час мы увидели ледник. Он был где-то в поднебесье и казалось, что до него километров сто. В этом месте группа разделилась: обладатели альпенштоков пошли направо, а мне сказали держать налево и не терять из виду лыжный след, оставленный мужчинами в рюкзаках.

Когда альпинисты отошли на достаточное расстояние, я повалилась в снег и зарыдала в голос. Было отчаянно жалко себя и невыносимо хотелось кого-то убить. Если бы мне попался под руку пиренейский медведь – он бы живым не ушел, это точно. Отрыдав так минут пять я поняла, что начинаю вмерзать в снег и что надо двигаться по направлению к отелю, особенно если я хочу донести свое несогласие с реальностью до мужа, отловив его наедине в спальне в цветочек. Я еще верила в отель. Когда на горизонте показалась деревянная избушка, мной овладели нехорошие предчувствия, которые не замедлили подтвердиться: уютное убежище с камином и диваном оказалось неким подобием сарая. Внутри стоял дикий холод, камин только-только начали топить и он отчаянно дымил, на мой вопрос, где находится наша комната, мне показали тюремную камеру с тремя этажами нар и узким проходом посередине, я снова внутренне зарыдала, стянула кроссовки, поставила их сушиться у камина, влезла в тапки, и начала читать “Здравствуй, грусть” дрожа, что твой цуцик. Мечта принять горячий душ (о ванной  я уже не мечтала)  была похоронена на задворках души, рядом с рогами и отдельной спальней. Там же по соседству оказался и восход солнца в горах: в камере не было окон.

К вечеру появились альпинисты. Вид у них был довольный, что еще усилило мое отчаяние и злобу на весь окружающий мир. Мужики с рюкзаками готовили еду из консервов, я страдала и смотрела на мужа собакой. Ночь, проведенная в комнате с десятью соседями, часть которых истошно храпела, удовольствия на добавила. Утром я от них сбежала, села на крылечке и начала изучать восход. После всего пережитого он казался совсем не гламурным. Я вспоминала анекдот про француженку, которая прожила в год в Сибири, и мысленно роднилась с ней душой. Дорогу до машины я проделала бегом (под горку легче), привязав снегоступы к рюкзаку и поклявшись больше никогда до них не дотрагиваться. Ноги заживали почти месяц, отвращение к слову “шелтер” укоренилось на всю оставшуюся жизнь, розовые кроссовки пришлось выбросить, и еще я дала себе честное слово останавливаться только в гостиницах не ниже четырехзвездных, а если нет – то начинаю кричать и показывать шрамы на пятках.

Да, а то, что Вин после этой истории остался жив и невредим – свидетельство моей стойкости и силы воли. Соблазн устроить пляску смерти на его трупе за неправильное толкование термина “шелтер” был практически непреодолим.