Июль, мне обжигает пальцы рук

Твое светило, огненная лира
По моему маршруту весь Париж
Безумье огненное охватило
И не хватает духу сгинуть тут.

Аполлинер знал, про что писал. Я в четверг видела это своим и глазами, на Трокадеро, где плавился асфальт под ногам и только безумные ирландцы с воздушными шариками и разноцветными полосками грима на лицах цвета спелого помидора праздновали жару и солнце, которых так не хватает на вечнозеленом острове. Градусник на табло такси показывал +44, деревья в скверах разбрасывали пожухшую раньше времени листву, а перед российским консульством на бульваре Ланн парочка полицейских в бронежилетах, высоких ботинках и вооруженная до зубов автоматами позировала на фоне помойки, составленной из обрывков картона, выросшей по пояс желтой травы и пластиковых пакетов, которые шевелил вялый ветер, ровно такой, который не освежает, а только глумится. 

Я вышла из-за решетки, которой огорожено консульство, простояв два часа сверх назначенного срока в очереди, у меня приняли все документы без вопросов, и я уже думала, что на этом мой роман с бюрократией закончен. До самолета оставалось два часа, я прошла пешком от Porte Dofine через Rue de la Pompe до Трокадеро, мне надо было увидеть во что бы то ни стало Эйфелеву башню с Трокадеро, я загадала желание, которому уже 16 лет, и надо было обязательно увидеть башню с Трокадеро, чтобы оно исполнилось, и я шла по жаре, по раскаленным улицам, где единственная яркая зелень – это кресты на вывесках аптек, но и это оказалось неплохо: мои разношенные туфли внезапно стали натирать ногу, так, что их кожа промокла от крови, и нужен был пластырь, чтобы не добавлять в пейзаж горячих тонов, я искала глазами зеленые огоньки такси, но все вокруг было красным и тоже просило пластыря, и потом я увидела Башню, но не такой, какой она была шестнадцать лет назад, пространство вокруг сузилось, в первый момент я подумала, что это старость, но потом поняла, что вид на башню загородили какими-то временными постройками из дешевой фанеры, и, будь я волшебником – я бы их смела одним движением руки, я бы обсадила бы лестницу огромыми платанами и поставила бы там скамейки и маленькие кофейни под тентами, чтобы, когда на улице 44, ровно столько, сколько имел в виду Аполлинер, сидеть в тени навесов и платанов и смотреть на падающий к ногам Париж и парящую над ним башю.

А вчера мне позвонили из консульства и сказали, что начальник их велел мне в выдаче паспорта отказать. После шести месяцев мытарств и висения на телефоне ради добывания справки о гражданстве, потраченных итого двух тысяч евро и еще на столько же если не больше нервов, не говоря о времени, которое я могла бы провести с куда как большей пользой. Отказать, значит. Ну-ну.