О высшем

Образовании. У меня его нет и уже не будет. Я  - редкий экземпляр человека, неспособного к усвоению материала в группе. На уроках в школе я тосковала, как курица с подрезанными крыльями. В начале июня нам выдавали учебники на следующий год, все лето я их читала, если что-то особенно сильно интриговало – брала в библиотеке книжки по теме, первого сентября шла в школу тосковать и задаваться вопросом “ну когда ж оно все кончится!”  и начинала активно ждать завершения учебного года. А во всем виновата мама. Это она научила меня буквам в два года так, что в три я уже свободно читала. Для мамочки это было облегчение: девочка тихая при деле, для первой учительницы – сильнейший стресс и полная растерянность перед лицом ужасного ребенка, который читает под партой, пока все дружно поют “мама мыла раму”. Она, правда, на мне отыгралась, с чистописанием у меня было не очень, буквы лезли вкривь и вкось, и еще поведение было не ахти, так что в первой же четверти меня ждал дома скандал: средний балл был испорчен неудом по поведению и четверкой за чистописание. Я искренне не понимала, чего эти взрослые от меня хотят и почему я должна заниматься всякими глупостями вместо того, чтобы пойти нормально побегать во дворе с мальчишками, поиграть в войнушку и залезть на пару чердаков и пожарных лестниц.

Положение учительницы осложнялось тем, что к третьему классу я добралась до “Странствий филоматиков” Лёвшина, один влюбленный в меня мальчик подарил мне найденную на помойке “Всемирную историю”, мамина тетя продала нам задешево “Детскую энциклопедию” и я окончательно погибла для средней школы. Мне было там очень скучно. К восьмому классу я прочитала все, что имелось в школьной библиотеке, не побрезговав полными собраниями сочинений. Очень удивлялась, читая “Историю живописи в Италии” Стендаля – мне казалось, что такого рода произведения как-то не совсем подходят для советской школьной библиотеки, но, с другой стороны, я не думаю, что работники книгоколлекторов, ответственные за выборку литературы, читали все, что отправляли детям, в чем и убедилась позже, поработав в библиотеке.

Нельзя сказать, что в школе все было так уже плохо: светлым пятном в моей жизни мелькнула учительница математики, с которой было по настоящему интересно, и ее муж, директор другой школы и преподаватель физики, который меня раскритиковал за поверхностное плавание в теории относительности и разозлил настолько, что я взялась за специальную литературу, но потом влюбилась и мне стало уже ни до чего. В пятнадцать лет мамин директор пустил меня в свою домашнюю библиотеку и я там с наслаждением попаслась в “БВЛ”, листы книг были еще склеены после типографии и я чувствовала себя каким-то первооткрывателем. Кто бы спорил!

Когда встал вопрос, куда пойти учиться, я размечталась и решила стать философом. В конце концов, почему бы не получать деньги за любимое занятие? Я представляла себе, как буду сидеть в кабинете в каком-нибудь НИИ, читать Кузанского и делать заметочки на полях. Для получения допуска на экзамены я занялась активной деятельностью на комсомольском поприще, вернее, созданием видимости. Дослужилась до какой-то должности, не помню уже даже, как называется, но я  там занималась приемом новобранцев. Что-то связанное с идеологией. Развалила прием в комсомол наффикк. Наверное, это был худший год для комсомольской организации нашей школы. На все вопросы я пожимала плечами и отвечала: “недостойны”. Но своего добилась: мне дали характеристику от райкома, и зажав ее в зубах, я  рванула в стольный город Тулу за обкомовским направлением. Тетечка в шиньоне жалась и мялась, я перед ней сидела на цыпочках и просила не резать крылья мечте. Она сжалилась, но сурово сказала: “Не поступите – второго не получите”. Я поехала в Москву. Жизнь развернулась другим боком: покрутившись в толпе абитуриентов и завязав несколько знакомств, я поняла, что грядущая карьера, скорее всего, ничего общего с пометками на полях Фомы Аквинского не имеет, и развиваться, скорее всего, будет в идеологическо-партийном секторе, который с детства стоял у меня поперек горла. Поэтому к экзаменам отнеслась прохладно, вместо того, чтобы зубрить наизусть основы государства и права, читала сутками напролет подпольно-репринтное издание Раджнеша, на вопросы экзаменатора отвечала мечтательно, сочинение написала невыдержанное, недобрала одного балла и вернулась в родной город, где проработала некоторое время в библиотеке профкома химкомбината, прямо напротив дома, через дорогу. Мне понравилось. В читальном зале по вечерам собирались милые мальчики с горящими глазами, коллеги было очаровательны, картину портила только директриса, которая меня невзлюбила с самого начала и отравляла мне жизнь бесконечными критическими замечаниями. Сама директриса ничего в жизни, кроме записи в своем партийном билете, не читала и мы с ней были так же далеки, как Земля и Плутон. Снова настало лето и снова надо было думать, куда пойти учиться. Мне уже совсем невмоготу было в Алексине, но проведенный там год как-то резко занизил амбиции и уверенность в себе скатилась до нуля: мне казалось, что я все забыла, никакие экзамены не сдам, и помирать мне теперь в этой провинции до конца жизни. Но делать надо было хоть что-то, я решила поступать на заочный библиотечный в Рязань, сдала экзамены на все пятерки, и очень удивилась, когда мне пришел отказ. Я поехала разбираться лично, в  приемной комиссии выяснилось, что произошла ошибка и что меня зачислят, если кто-нибудь откажется в последний момент. Мне это дело не понравилось, я была в истерике, и тут мамочка сделала ход конем: она вытурнула меня из дому, велев срочно ехать в Москву и подавать на очное обучение во МГИК. К моему удивлению все прошло просто отлично, меня приняли, и я даже начала учиться, то есть делать вид, что учусь, когда выяснилось, что главными предметами обучения являются физкультура и история КПСС, я сникла, еще год худо-бедно продержалась, пользуясь по ходу дела доступом в Ленинку, Иностранку и библиотеку ВТО, где делали изумительный кофе, после чего ушла в академический отпуск, в каковом до сих пор и пребываю, и вышла замуж. Это оказалось гораздо интереснее, уверяю вас! Лучше любой истории КПСС. Ну а дальше все было как в жизни: интересные работы, приключения, открытия, путешествия, катастрофы, разочарования, увлечения, взлеты, падения, трагедии и радости. Но к высшему образование это никаким боком не относится.

Если бы отвертеть кино назад и попробовать все сначала, я бы занялась чем-то вроде математического анализа текстов. С компьютерами у меня мир-дружба, я понимаю их логику, как свою. Код писать не люблю, а вот строить всякие конструкции обожаю. Помню, какие я базы данных рисовала на Аксессе, пальчики оближешь! Тексты тоже очень люблю, любые, кстати, даже самые странные и глупые. Но когда мне было 17 лет, оператор компьтерного доения был тетенькой в перфорированными карточками, а тексты анализировали на коленке, делая заметки на полях. Короче, не судьба. А я и не жалею.