Провинция

Во вторник после обеда мы отправились исследовать русскую глубинку. Выехать из Москвы удалось относительно быстро, на Варшавке была не то чтобы пробка, а некое подобие аккордеона, плюс светофоры. Вин довольно быстро разобрался в том, как работают стрелки налево и направо и уже на третьем перекрестке начал обучать русских водителей правильному и экономичному выполнению маневров. Водители порыва Вина не оценили. Я сидела тихо и бубнила: “Смотри на цену машины, которая в тебя въезжает, от этого будет зависеть, кто прав”. Вин пытался найти в этой фразе хоть какую-то логику, но я советовала ничего не искать, а просто верить и принимать как данность. Вырвавшись на волю Симферопольского шоссе, муж живенько заинтересовался, какая в России скорость на автострадах. Я озиралась в поисках указателя, но единственное, что было – это ограничение скорости около постов ГАИ (Вин упорно называл их засадами), а дальше водителю предоставлялась полная свобода догадаться самому. Я вспомнила, что вроде раньше, 12 лет назад, это было 110 в час и предложила придерживаться моей теории. Потому что все равно все ехали с разной скоростью: машинки с синенькими фонариками гнали под 200, сбивая, как военные истребители, все на своем пути, грузовички и антикварные жигуленки чухали на 40-50. Демократичный Вин никак не мог понять, кто эти люди с синенькими фонариками, я отвечала про слуг народа, в итоге Вин воспринял меня превратно и попытался не пропустить очередного слугу. Я орала, что твоя баньши и изображала руками тюремную решетку и мешок денег, за который нас в итоге выпустят. Переводила в местную валюту для большего устрашения.

Еще Вина заинтриговали живые скульптуры “писающие дяденьки” по обочинам, он спрашивал, когда будет станция сервисного обслуживания с кафе и туалетами, я ржала, как больная на голову.

Хорошая новость: в этом году появился указатель съезда на Алексин, которого в прошлый раз не было. Плохая: как только закончилось Симферопольское шоссе, дорога превратилась в тренировочную площадку для танков. Поскольку шел сильный дождь и в канавах, из которых состояла дорога, стояли огромные лужи, Вин решил не рисковать и ехать, как все, лесной тропой. Но там было не лучше.

В Алексине строят новый мост через Оку. Старый уже пару десятков лет как в аварийном состоянии и держится, как мне кажется, только молитвами, доносящимися из церкви по-соседству. Скорость там ограничена, и висит знак “соблюдай дистанцию” на тот случай, чтобы если впередиидущая машина рухнет, позадиидущая сумела бы остаться в живых, но все уже привыкли и никто такими подробностями не заморачивается. Жизнь – копейка, да. Даже своя.

Больше никаких видимых изменений в Алексине за полтора года не произошло. Даже возникло ощущение, что все опять как-то ухудшилось, дороги разваливаются, тротуары есть только перед магазинами, на ширину входа, а между ними – грязь, по которой бодро ковыляют девушки в босоножках на высоченных каблуках, облепленных глиной. Вин опять же удивлялся отсутствию признаков экономической жизни: машинок с надписями “слесарь” или “электрик”, грузовичков доставки материалов и продуктов, ремонтных рабочих на дорогах и в домах, людей, занимающихся прокладкой коммуникаций, дворников с газонокосилками, торговых агентов с портфелями, то есть всего того, что здесь в принципе не замечаешь, а когда его нет – то чего-то не хватает. Зато бабушки с пучком лука и пакетом картошки по-прежнему сидят на ящиках перед продуктовыми магазинами, и мне не удалось убедить мужа в том, что это добровольные женские клубы.

И старушки в платочках с сумками на колесиках все те же.

По дороге мы заехали в супермаркет Spar, набрали тележку еды, и умный Вин повез ее к машине. Вернее, попытался. Через порожек тележку перетащить удалось, а вот как ехать с ней по ступенькам так и не понял. Пришлось объяснять, что тележки – только для внутримагазинного пользования, нечего колеса по асфальту портить. Вообще Вину постоянно приходилось что-то объяснять, устала я от этого, честное слово.

Утром в среду поехали с соседкой в лес за грибами. Тут уже пришлось удивляться мне. Я не помню, чтобы комары летали днем. Раньше они начинали выбираться только к вечеру, а тут просто какие-то комариные тучи с утра пораньше, да такие жирные, кормленые, через полчаса у меня и футболка и брюки были уже в пятнах крови от раздавленных комаров.  Я искала грибы, а Вин меня фотографировал. Если по ходу дела я какой-то гриб пропускала – показывал на него пальцем и говорил: “Вот этот забыла”.

Здесь я грибы кошу газонокосилкой: у меня на лужайках растут подосиновики, подберезовики и моховики, а осенью на всех пнях расцветают бурным цветом тонны опят. А белые растут по обочинам лесных дорог, их можно собирать, не сходя с асфальта. Но здесь вам не тут, и когда каждый гриб приходится разглядывать в траве между листьев и веток, ценность его повышается в десятки раз. Психология, ага. То же и лесная земляника: я ее сажаю как почвопокровное растение между кустарников, и иногда срываю пару ягодок, проходя мимо. В лесу сбор земляники превращается в настоящее сафари.

В обед милейшая соседка приготовила нам все эти грибочки с картошечкой и салатиком и мы, сытые и пьяные, отправились исследовать настоящую глубинку. Сначала хотели найти карту области – искали в Союзпечати и в книжных, но не нашли. Все говорили, что что-то такое было, но давно, и с тех пор больше нет. Пришлось ехать, ориентируясь по солнцу, мху, муравейникам и встроенному в голову мужа ЖПСу. Последний в очередной раз доказал свою удивительную эффективность.

Кстати, о муравейниках. Если сюда забредет какой-нибудь эколог или энтомолог: что это за явление? Я такого из прошлой жизни не помню, а сейчас повсюду, куда ни кинь взгляд, громоздятся уходящие за горизонт ряды муравейников, и не привычных, больших, построенных из сосновых иголок и веточек, а из глины, напоминающих термитники:

 

Нашли поселок новых русских. Как положено, за высоченной железной стеной. Еще в прошлом году подружка привозила ко мне своих знакомых москвичей и те усиленно интересовались, почему у нас нет трехметрового забора. Я теперь поняла: у нас нет денег на забор. А новых русских есть. Вот и вся разница. В комментах к одному и предыдущих постов мне писали, что не запирают и не строят заборов только в дикой глуши. Вот вам доказательство: строят, да еще как. Видимо, надо принимать во внимание то, где именно находится глушь.

Рядом с поселком находится турбаза с очень симпатичными коттеджами, тоже за забором и с охранником. На заборе висит табличка “только по пропускам”. После пяти километров проселка сплошное удовольствие видеть ровненькую асфальтовую парковку, регулярно отмываемую до блеска специальной машиной. Вин бросился на этот проблеск цивилизации, как собака на кость, и заявил, что в следущий раз мы будем жить тут. Цена счастья – 3 000 рублей в день, что в общем и целом не заоблачно. Рядом Ока:

А сама турбаза находится в сосновом лесу, и запах там стоит просто потрясающий, особенно после дождя.

Рядом в административном корпусе нашелся ресторан, с белыми скатертями и идеально отмытыми туалетами. Туда мы и пошли ужинать вечером. Были единственными клиентами. Девушка-официантка не знала, как угодить. Когда Вин попросил ведерко со льдом, она высыпала в него все запасы их морозильника, так, что бутылку уже было некуда всунуть. Подбегала к нам каждые пять минут поинтересоваться, не нужно ли нам что-то еще. Милая, обаятельная девушка, просто прелесть что такое. Есть девушки в русских селеньях, которые умеют улыбаться и не ходить с кислыми минами жертв атомной войны, есть!

Вечер закончили плясками в ресторане “На пеньках”. Там Вин опять работал этнографом, наблюдал межполовые отношения автохтонов. Проникся. Чтобы описать в двух словах соотношение присутствующих: “Восемь девок, один я, куда девки, туда я”. И можно выбирать на вкус на цвет. Мусульманский рай почти.

Перед рестораном стоят вольеры с животными. Я нашла енотов-полоскунов и пыталась с ними брататься. Какие они все-таки лапочки, так и хочется нежно обнять:

Что еще поразило в самое сердце: заброшенные поля. Я помню, что во времена колхозов там что-то пахали и сеяли. Сейчас везде начинает подрастать молодой лесок:

И за все дни мы увидели только двух коров, одну лошадь и стадо из десятка овечек. И еще немного овощных теплиц в районе Заокского. Все. Ни работающих тракторов, ни электрических изгородей для скота, ни ферм, ни-че-го. Что это? Почему? Я понимаю, что в стране много нефти, но ее же невозможно есть! За счет чего обеспечивается продовольственная независимость государства, пусть мне кто-нибудь очень умный быстренько это объяснит, плиз.

А, и еще из локального: вот эти шикарные лакированные двери с хитроумными замками на фоне рассыпающихся от старости лестниц и облезшей штукатурки и проводки, при виде которой у Вина случается истерика человека, разбирающегося в электричестве:

Люди, вот скажите мне: если есть деньги на такую дверь, ну почему бы не взять банку краски и не покрасить все, что вокруг, а? И не поменять плитку на полу? Это же будет стоить гораздо дешевле двери, а вид сразу станет очень и очень приличный. Откуда вот это? Вот этот вот менталитет? Что дом кончается за железной дверью, а дальше можно спокойно и не заморачивая себе голову пИсать в подъезде? Там же везде кодовые замки, то есть гадят свои же, нет? Или этим занимаются призраки? Я вообще ничегошеньки не понимаю, видимо. Для меня вот эта ситуация – полный и абсолютный бред.