Старость не радость

Сегодня утром, после долгого перерыва, возила Симону в супермаркет.

Невероятно, но факт: Симона теперь очень занятая, и всякий раз, когда я спрашиваю ее, не хочет ли она прошвырнуться по магазинам, отвечает, что хочет, но не может: ждет доктора-сына-невестку-медсестру-и что-то еще. А когда тебе постоянно говорят о каких-то препятствиях, потихоньку перестаешь спрашивать, и получается замкнутый круг.

Короче, сегодня Симона оказалась свободной, и мы первый раз за полгода поехали по магазинам вместе.

И тут мне стало понятно, что мелкие измениня, которые не замечаешь, наблюдая за человеком постоянно, вдруг накапливаются и становятся драматичными после долгого перерыва.

Симона жаловалась на то, что у нее сломался калькулятор, который переводит евро во франки. Я очень удивилась: десятилетние дети уже выросли, не зная, что такое франк, а Симона, оказывается, до сих пор считает в дореформенной валюте. Моя попытка наставить ее на путь истины и объяснить, что мало того, что про франки уже все и думать забыли, так еще и с учетом довольно сильной инфляции все эти подсчеты потеряли всякий смысл, была задушена в колыбели: Симона ответила, что она прекрасно знает, что это у нее мания, но все равно ей вынь да положь, а нужно знать, сколько стоит во франках батон хлеба или, например, пачка йогурта. Иначе она потерят сон и аппетит, вот.

Я повздыхала и подумала, что конвертер евро-франки может стать неплохим подарком на Рождество (если их еще выпускают, конечно же).

Но это еще что. Некоторые продолжают считать все не просто во франках, а в старых франках. Давно-давно,  когда деревья были большие, а зарплаты – маленькие, во Франции считали в сотнях тысяч. Деноминация произошла в 1958 году, когда де Голль ввел в обращение “тяжелый франк”, « franc lourd », который стал эквивалентом ста старых франков. Но особо математически одаренные особы продолжают переводить цены в дореформенные, пугая меня заявлениями в стиле “Это стоит два миллиона су”. Видя мое растерянное лицо, собеседник уточняет: “Ну два кирпича, да”.  Я бледнею. “Две тысячи раз по десять мешков?” – пытается помочь мне собеседник? “Две палки? Двадцать тысяч хрустов?”

В этом месте я начинаю просить пощады и мечтаю, чтобы кто-нибудь подарил мне на Рождество универсальный конвертер, который одним нажатием кнопки бы переводил хрусты, палки, пульки, кирпичи и прочие щавель и редиску в евро.

(А вы помните, сколько стоила буханка черного до хрущевской реформы?)